ЗвездыРАЗВЛЕЧЕНИЯРубрики

Елена Морозова: «Во мне как будто бьет родник»

Она не только сменила свои имя и фамилию в юности, но каждый день меняет образы, перевоплощаясь в разных персонажей. Всегда в движении, не изменяет себе даже на отдыхе. С радостью пробует новое, щедро делится знаниями и контактами. Наверное, потому-то зрители так любят актрису Елену Морозову, что чувствуют в ней искренность, порывистость и глубину.

Елена, много лет назад, когда выбирали свой псевдоним, вы хотели таким образом разграничить личное и профессиональное или начать новый этап в жизни?

Мне не интересен мистицизм, и это не было рациональным решением. Просто в детстве был период, когда мне снились очень яркие и необычные сны: я даже уходила с прогулок, чтобы пораньше лечь спать. Позже, в институте, стал сниться один и тот же мужчина, который повторял: «Я нарек тебя Еленой». Я устала от этого сна, не понимала, что делать с ним. И однажды в полумраке мхатовского фойе увидела портрет человека, который приходит ко мне во сне. Это был Савва Тимофеевич Морозов. Чтобы освободиться от навязчивых видений, я пошла за своим сном и поменяла паспорт.

Как отреагировали ваши родители? И есть ли люди, которые по-прежнему зовут вас Женей (Настоящее имя актрисы – Евгения Григорьева. – Прим. ред.)?

Мама считала, что мне попала вожжа под хвост. Папа обиделся и около года переживал, держал со мной внутреннюю дистанцию, а я пыталась объяснить, что он ни в чем не виноват, дело не в нем. Надолго всем запретила называть себя Женей. Подружки обсуждали: «Наша Грига сошла с ума!..» С появлением детей я стала проще к этому относиться, мама меня Женей иногда называет, друзья, да и дети тоже…

Теперь, когда я давно выросла и окончила психологический факультет, я могу попробовать разложить эти события. Возможно, как ребенок из творческой семьи, я не хотела ассоциироваться с фамилией родителей, пыталась всего добиться сама… Но в тот момент таких мотивов не было.

Кроме актерского и психологического, у вас есть еще экономическое образование и диплом бухгалтера. Зачем вам все это было нужно? И как удавалось совмещать учебу в Школе-студии МХАТ и на экономическом?

Да, это был какой-то удивительный период. Он, кстати, до сих пор не закончился, потому что я продолжаю учиться сейчас – на телесно ориентированного специалиста.

Так получилось, что и в первый, и во второй год я не поступила в театральный и с подругой пошла тогда в Институт культуры на факультет «Экономика и менеджмент шоу-бизнеса». Параллельно окончила курсы по бухгалтерии – мама настояла на этом, а после сказала: «Я не хочу, чтобы тебя посадили, бухгалтером ты не будешь», ведь шли лихие 1990-е. Когда я в третий раз не поступила в театральный, для меня это был решающий момент. Сказала себе: всё, я трижды попробовала, и раз не удалось, буду продюсером спектаклей и кино. Но осенью выяснилось, что тем, кто, как я, недобрал всего один балл, можно заниматься в Школе-студии МХАТ платно. Папа помог с деньгами, а на второй курс меня уже перевели на бюджет, потому что более активного студента, чем я, было сложно найти, который приносил по десять этюдов вместо одного-двух.

На третьем курсе я еще пошла работать барменом в клуб «Пилот», который принадлежал тогда Антону Табакову. Так и существовала целых два года: два вуза, ночные смены в баре несколько раз в неделю и работа с Гарольдом Стрелковым над спектаклем «Сахалинская жена». Это возможно только в 20 лет!.. А спектакль мы потом очень долго играли в «Дебют-центре» и ездили с ним на гастроли. В нем занят прекрасный состав артистов, его всегда хорошо принимали.

Дополнительное образование помогает в профессии или это просто другие пути, по которым вам интересно идти?

У меня избран основной вектор – это служение театру и сцене, а все остальные направления дают мне ресурсность. Для меня отдых – это переключение внимания, когда я начинаю изучать вроде бы совсем далекую область. Я как продюсер, например, до сих пор существую. Иногда мое имя указывают в этом качестве в каких-то проектах, иногда нет. Просто я понимаю, как все устроено, знаю, кого и с кем надо познакомить, кому надо рассказать про очередную интересную идею. Точно так же, как я иногда выезжаю на встречи в хосписы или провожу бесплатные мастер-классы, я чувствую внутреннюю необходимость помогать людям, соединять их. Рада, когда говорят: «Спасибо, фильм получился, потому что ты нас познакомила, и так удалось найти деньги». Вообще это продюсерская работа, но я делаю это не для признания своих заслуг. Просто во мне как будто бьет родник, и я распределяю потоки.

А знание психологии – это, наверное, необходимость для актера, техника безопасности? Ведь нужно разотождествляться со своими ролями…

Интерес к психологии у меня был с детства. С появлением детей стало ясно: надо разбираться в себе, я не могу удерживать эмоции, из меня все время прорывается темперамент очередного героя, были сбои.

Я окончила магистратуру МПГУ на факультете «Социальная психология». Тема моего диплома – «Детско-родительские отношения в семьях актеров». Когда начала учиться, то удивилась, узнав, что в США, например, психологию преподают до четвертого курса. У нас на актерском психология была первые полгода, мы не понимали, зачем нам это нужно, и не ходили на занятия. Да и вообще нас всегда учили, как входить в роль, но не объясняли, как выходить из нее. Психология и телесно ориентированные практики мне  помогли научиться выходу из роли. Я очень люблю свою профессию, мне нравятся превращения, всегда интересно в деталях придумывать своего персонажа, но когда спектакль или съемки заканчиваются, хочется обрести свое тело. Я считаю, что Константин Сергеевич Станиславский с его понятием «я в предлагаемых обстоятельствах» может довести и до сумасшествия, до серьезных проблем.

Скажу так: когда мои дети вырастут и поступят в институт, я мечтаю оставить актерство в качестве хобби, выбирать только те проекты и роли, которые мне очень нравятся, а в первую очередь быть телесно ориентированным специалистом. Хочу вести группы, обучать артистов через мои авторские техники безопасно выходить из ролей и вообще помогать людям.

 Уверена, что эти знания нужны многим.

Мое последнее образование – три года обучения у Кристин Коул по программе Somatic Body. Сейчас я работаю у нее ассистентом, иногда принимаю пациентов. В этом направлении вектор на том, чтобы вернуть телу самого себя. Работа идет через понимание анатомии, движение… На наших встречах люди начинают чувствовать, где в теле есть зажимы и как себя перенастроить, сбалансировать, заново учатся двигаться. Многие проблемы решаются, и боль уходит при этом. Это не только актерам нужно.

Сейчас общепринятой стала идея о том, что человек – играющий, как писал Хёйзинга. Людей надо увлекать, как учеников в школе, занятия проходят в игровой форме. Но для того, чтобы увлечь, важно самому быть увлеченным. Мой интерес, моя увлеченность сейчас, конечно, в телесных процессах, которые, на мой взгляд, по-настоящему волшебны и божественны. Когда ум запинается: «Нет, это невозможно», обнаруживается телесная мудрость и выясняется, что возможности тела гораздо шире ограничений ума.

Вернемся к вашей актерской карьере. С каким фильмом или спектаклем из сыгранных вы хотели бы в первую очередь ассоциироваться у зрителя?

Я люблю свои детские роли в фильмах «Проданный смех» и «Руки вверх!», там я снималась как Женя Григорьева. Потом, конечно, для меня это Марга в «Дневнике его жены», «Коко Шанель и Игорь Стравинский», «Мешок без дна»; спектакли «Бовари» в Театре Наций, «Вакханки» и «Идиотология» в «Электротеатре », «Укрощение строптивой» с Максом Сухановым; еще сериал «Балет».

А что важнее для вас – театр или кино? Что вы цените в каждом из этих миров?

Знаете, когда у меня много работы в театре, я скучаю очень по кино, и наоборот. Они разные, конечно… Это как сравнить морскую воду и пресную…

В кино есть определенная сложность, когда в один день могут снимать несколько сцен не подряд, нелинейно. Был период: я с этим не могла справляться, не было сил на эти переключения. Потом научилась, придумала авторскую методику: воспринимала фильм или сериал как большое полотно и делала свою раскадровку, внутренне «раскрашивая» сцены разными цветами. Когда у каждой сцены, каждой ситуации появлялся свой цвет, мне было проще ориентироваться, что за чем идет. Поскольку я такой разбор делала заранее, на площадке мне не нужно было отвлекаться на ремесло, уже шел творческий процесс, а это в кино я очень люблю. И еще люблю тонкие взаимоотношения с камерой, которая не переносит театральную энергетику. Если все время играть в театральной манере, будет страшно наиграно.

В таком случае за что вы нежно любите театр?

Театр – это, во-первых, глубина разбора вместе с режиссером, если везет. Но мне в последние годы везет. Андрей Прикотенко и его спектакль «Бовари» в Театре Наций –для меня невероятная любовь в творческом плане. На репетициях заныриваешь на такие уровни, узнаешь для себя столько интересного, нового… «Бовари» – самый сложный спектакль за всю мою жизнь, но и самый любимый.

Во-вторых, в театре есть возможность на следующий день прийти и попробовать чуть-чуть иначе. В кино понимаешь, как сказала Фаина Георгиевна Раневская, что это «плевок в вечность». Даже если ты вечером сообразила, что надо было сделать по-другому, чтобы получилось глубже и лучше, все равно уже не переснять. Как в поговорке: «Нельзя дважды войти в одну воду». Театр – то мифологическое пространство, где это возможно.

Расскажите, пожалуйста, в чем состояла сложность спектакля «Бовари». Каких навыков и усилий потребовал от вас этот спектакль?

Сбылась моя мечта, загаданная в 1999 году. Я была студенткой, когда мне посоветовали ехать в Питер, чтобы увидеть постановку «Царь Эдип». Это был один из первых спектаклей Андрея Михайловича Прикотенко, в главной роли – Ксения Раппопорт и Тарас Бибич. Я раза три ездила на показы, спектакль меня захватил полностью, и загадала, что хочу поработать с этим режиссером. Спустя десятилетия, когда Евгений Витальевич Миронов предложил мне работу с Андреем Михайловичем, я ответила: «Да!», даже не зная, что именно тот будет ставить.

В пьесе «Бовари» огромное количество авторского текста, и в процессе репетиций я узнала, что весь этот текст – мой. А там предложения Флобера! По ведению мысли писатель близок к Тургеневу и Толстому, и это, конечно, сложно. Помимо большой текстовой нагрузки есть еще одна уникальная особенность: передвижение всех декораций, смена музыки и света происходит в спектакле по легкому мановению руки или взгляду моего персонажа-трикстера. А для этого мне надо запоминать, кто какие реплики говорит, на что реагирует световой цех или монтировщики, которые должны поднять ширму. Нагрузка колоссальная, но как-то так я устроена, что мне это нравится.

Давайте поговорим и о других вызовах. В спектакле Дина Итэна «Я не убивала своего мужа» вы играете несколько мужских ролей. Как вам далось перевоплощение в мужчину?

Это тоже была моя давнишняя актерская мечта – сыграть мужчину. Здесь наконец она сбылась. В пьесе огромное количество персонажей, помимо главных героев. Когда мне сказали, что я буду играть несколько ролей, я сразу успокоилась, потому что люблю перевоплощаться, люблю быстрые переодевания, во мне просыпается внутренний азарт. И когда начали репетировать с Дином, все были очарованы им. Но мы же актеры русской психологической школы… Начали вместе искать, анализировать, докапываться, спорить, предлагать свое видение… Я люблю такие творческие споры, как между возлюбленными, которые дуются, но все равно любят друг друга. Вот и нас объединяло общее дело – спектакль, и мы его реально любили. При этом у меня на проекте потрясающие партнеры – Юлия Чуракова, Мария Смольникова…

Было интересно работать с носителем другой культуры. Помню, как Дин пришел на второй день со словами: «Прогон!» Мы к такому не привыкли, но это был интересный опыт: благодаря прогону получаешь целостность картины, многое становится на свои места. Я благодарна Дину за то, что он создал легкую, дружескую, чуть-чуть с юмором атмосферу, был готов слушать артистов и вникать в наши идеи, хотя решение всегда оставалось за ним. В процессе не было страданий, которые иногда так и прут из русских режиссеров. Мне кажется, это в целом китайский подход.

Все ваши персонажи в этом спектакле тоже китайцы. Была своя специфика в том, как их играть?

Было сложно искать детали, одним чиновником я все равно пока недовольна. У китайцев совсем другая пластика: нет широких движений, они не виляют бедрами, плечи не ходят так активно… Когда начинаешь это разбирать, вдруг обнаруживаешь в деталях очень много разнообразия, какая-то каллиграфия уже получается.

Правда, что режиссер настаивал, чтобы труппа проходила тренинги по боевым искусствам? Насколько они были необходимы для постановки?

Да, настаивал. Я очень люблю тренинги. Поначалу было сложно по пять минут стоять в статичной позе, но так как у меня в прошлом несколько лет йоги, тантры, то мышцы быстро вспомнили. Ассистент Дина из пекинской оперы учил с нами все эти позы, потому что у каждого персонажа они свои, четко определенные: вот походка чиновника, вот походка бедняка… Мы с актерами решили, что будем делать такой тренинг перед каждым спектаклем, собираемся для этого на 45 минут раньше. И я считаю, что это прямо необходимость, особенно для такого спектакля. Тренинг помогает собрать расшатанное бытом внимание, сконцентрироваться. Каждый музыкант настраивает свой инструмент, а тренинг – это настройка актерская. Когда мы проходим его вместе, мы еще и сонастраиваемся.

За свою карьеру вы играли в спектаклях и фильмах потрясающих режиссеров. С кем из них вам было особенно интересно работать?

Это Андрей Михайлович Прикотенко (о нем говорить могу вечно), Клим Козинский, Роман Григорьевич Виктюк, Евгений Сангаджиев (у него, правда, был сериал, но он делал его как спектакль, и его режиссерский подход мне очень понравился).

У них у всех есть чувство юмора, без этого никуда. У Клима, как и у Андрея Михайловича, присутствует особая точность, а у Жени – ясность, легкость.

Елена, как вы восстанавливаетесь? Что такое для вас идеальный отдых?

У меня есть несколько вариантов отдыха. Первый – когда я иду на соматические занятия, контактную импровизацию либо экстатические танцы. Другой вариант – когда я провожу время с детьми, желательно сразу с двумя. Для меня очень гармонично, когда дети рядышком. В третьих, очень люблю одна уезжать на море. Но просто приехать и валяться на пляже не для меня, как и тусовки даже с небольшим количеством алкоголя. Мне всегда необходимы телесные практики, а еще очень наполняет творческая среда.

В каких местах на земле вы заряжаетесь силами, куда хотели бы вернуться?

Я периодически бываю на Ольхоне, где проходит прекрасный фестиваль Radi Sveta: Baykal. У меня папа родом из Иркутска, то есть это место моей силы.

Дважды побывала на Алтае, и именно там почувствовала вибрации земли. Это простая физика, без всякой мистики… Похожие ощущения бывают на танцполе, когда очень сильный сабвуфер включен, и ты его чувствуешь телом. На Алтае земля вибрирует.

До рождения детей я ездила достаточно часто в Агонду, в индийский штат Гоа. Там я хорошо напитывалась, очень люблю Аюрведу, массажи… Постоянно бываю в поселке Головинке под Сочи, называю его «моя Индия». Это тихое приятное место, где не так много народу по сравнению с другими курортами.

Беседовала Светлана Губанова